Влияние православия на русскую культуру невероятно велико: насельники монастырей не только обучили народ грамоте, но и открыли для него новые ремёсла, в том числе весьма изящные. Глядя на сегодняшние лаковые миниатюры Мстёры, сложно представить, что в их основе лежит «мелочное письмо» иконописцев Богоявленской слободы. А знаменитая ростовская финифть, к примеру, появилась из украшений архиерейских митр. В XXI веке ведущие промысловые фабрики возвращаются к истокам: наряду с модными бижутерией и одеждой, как встарь пишут иконы и вышивают крестильные рубахи.
«Как только поступает мальчик, то дают ему писать икону Св. Евангелиста Иоанна Богослова»
О мстёрских крестьянах в книге «Богоявленская Слобода Мстёра» писал исследователь И. Голышев: «… иконописью занимается крестьян большая часть, что видно из показанных мною выше цифр (449 домохозяев)…». По его словам, остальные местные ремёсла так или иначе были связаны с иконописным: «… чеканщики и сусальщики также по ремеслу в связи с иконописью, те и другие произведения свои употребляют на иконы… мальчики с малолетнего возраста с 8 и 9 лет начинают писать иконы… как только поступает мальчик, то дают ему писать икону Св. Евангелиста Иоанна Богослова, которую он повторяет несколько раз, до тех пор когда привыкнет рука водить по чертам рисунка, а месяцев через 5 он уже делается мастером…». Голышев предполагал, что иконописный промысел появился здесь «от монастырских иноков, так как прежде были в сл. Мстёре монастыри, и иконопись сохранила до сих пор название Суздальской».
Мстёрские мастера на весь мир славились «мелочным письмом» – видом иконописи, который использовали для сложных изображений. Метровую икону, к примеру, разделяли на 36 частей: по числу дней в месяце в каждой из первых 12-ти изображали 30 или 31 святого, в следующих 12-ти писали подробные сюжеты двунадесятых праздников Церкви, а в оставшихся – страсти Христовы. В таких иконах подробно выписывались все детали сюжетов – «мелочи», отсюда и название.
Золотая эпоха для иконописцев Мстёры закончилась в начале XX века, когда в России начали открываться фабрики. Теперь массово выпускались дешёвые фольговые иконы (где были выписаны только лики и руки святых, одежда и украшения сделаны из фольги). А с появлением литографий, которые поставили печать на поток, мастерам старой школы пришлось терпеть убытки.
После революции изготовление и хранение образов и вовсе было чревато проблемами, поэтому иконописцам пришлось окончательно остановить работу. Но не так легко преодолеть тягу к искусству, истосковавшись по кистям и краскам, художники смогли найти выход. В 1928 году они объединились в «Артель древнерусской живописи», где начали расписывать короба, шкатулки, ларцы, солонки и даже кукол-матрёшек. Переквалифицировавшись спустя год, мастера занялись масляной росписью полотняных настенных ковров. Но здесь хромали и сюжеты (не могли советские люди радоваться «Котятам в корзинке» и «Первым поцелуям»), и качество. Исправлять ситуацию взялся Научно-исследовательский институт художественной промышленности СССР: бывших богомазов отправили учиться в Москву и на родину русской лаковой росписи – в Федоскино. В 1930 году в Мстёре открылась новая артель «Пролетарское искусство», и уже через пять лет местные лаковые миниатюры стали покорять всемирные выставки.
В XXI веке производственный кооператив «Центр традиционной Мстёрской миниатюры» возобновил иконописную деятельность. Теперь наряду с прославившимися лаковыми шкатулками здесь пишут по древним канонам образы, а иногда расписывают целые иконостасы. У предприятия можно заказать именную икону своего святого покровителя со знаменитым «мелочным письмом».
Огненные лики Палеха
У известного как в России, так и за её пределами огненного промысла «Палех» похожая судьба. В посёлке Палех Вязниковского уезда Владимирской губернии (сейчас это Палехский район Ивановской области) иконописцы трудились ещё с допетровских времен, а в XVIII – начале XIX века добились широкого признания и популярности.
В ярком стиле «Палеха» встретились сразу несколько школ: московская, новгородская, строгановская и ярославская. Как и мстёрские иконописцы, палешане были мастерами «мелочного письма», скрупулёзно выписывали святых на житийных иконах, в одном изображении умещали по 60 сюжетов с десятками персонажей в каждом.
Иконописцы Палеха прославились своими акафистными иконами, биографическую составляющую жанра они использовали в качестве сюжета. На таких иконах изображались море и горы, экстерьер и интерьер зданий, толпа на городской площади и одинокие путники в лесу. Обилие мест и персонажей требовало особого композиционного подхода, поэтому основной сюжет помещали в центре, выстраивая вокруг него остальные элементы повествования. Позже такую структуру изображения стали применять палехские художники-миниатюристы.
Большое внимание иконописцы уделяли изображению ликов святых. Даже современные мастера Палеха подчёркивают, что лиц в их работах нет – только лики. Они пишутся в технике «плавь»: прозрачные краски разных тонов наносятся в несколько слоёв, каждая плавь отвечает за свой участок рисунка. Переход от тёмного к светлому при такой технике незаметен, а резкие белильные движки, которыми мастер заканчивает работу, создают иллюзию динамичности изображения.
После революции 1917 года мастера Палеха остались не у дел. Отдушину художникам, так же как и их мстёрским коллегам, удалось отыскать в лаковой миниатюре. В 1924 году Иван Голиков, Иван Баканов, Александр и Иван Зубковы, Александр и Владимир Котухины, а также Иван Маркичев создали палехскую «Артель древней живописи».
На знаменитых лаковых миниатюрах Ивана Голикова сказочные кони с хрупкими ногами переливаются всеми цветами радуги, а «битвы» и «охоты» обгоняют будущие сюжеты фантастов. В работах художника сражения происходят не столько на мечах и копьях, сколько в эмоциональном столкновении цветов. Тёмные символизируют мрак и безвременье, светлые – жизнь и силу, а огненные всплески киновари и охры – борьбу и победу. Мастер использовал традиционную для древнерусской иконописи цветовую гамму – оттенки красного, жёлтого и зелёного на тёмном фоне, а обрамлением сюжета всегда выступал изысканный орнамент из сусального золота или серебра.
В годы постройки социализма палешане продолжали мечтать о чудесах: под их кистями любое событие, будь то полёт в космос или уборка урожая, превращалось в сказочное. Власти охотно использовали таланты местных мастеров, неслучайно в кругу посвященных палехское направление называли «агитлаком».
Сегодня в Палехе отошли от советской агитки и батальных сцен, возвратившись к иконописи. Особенной популярностью пользуется образ Георгия Победоносца, в котором отразились все черты палехской школы: традиционная символика цветов, тонкий и плавный рисунок, изящные пропорции, золотая штриховка и отсутствие лишних деталей.
«Золочёное дело»
«Горят алым пламенем, искрятся золотыми самородками яркие краски хохломы»
Географ Евдоким Зябловский в 1790 году так писал о нижегородском промысле: «Зато леса здешние… доставляют другую ветвь пропитания народного. От довольства оных одни из поселян упражняются в точении и лакировании всяких чашек, блюд, тарелок, тростей и сим подобных вещей». Он же отмечал, что предметы затем «украшают на золото похожими узорами» и «разпещряют кругом цветками».
Добиваясь золочёного эффекта, крестьяне сначала грунтовали стенки деревянных изделий глиняным раствором, потом пропитывали олифой, натирали алюминиевым, а иногда оловянным порошком. Затем на получившуюся серебристую поверхность наносили роспись, лакировали и ставили в печь. При нагревании лак желтел, и под янтарной плёнкой узоры становились золотыми.
Знаток хохломской живописи М.В. Вишневская предполагает, что секретам золочения крестьян научил иконописец-старообрядец Андрей Лоскут. Недовольный нововведениями патриарха Никона монах бежал из Москвы в приволжские леса, где продолжил писать иконы по старому образцу, а также расписывать деревянные поделки. Легенда гласит, что, отказавшись подчиниться отыскавшему его Никону, старообрядец сжёг себя, завещая местным жителям хранить иконописное мастерство. Поэтому и промысел хохломской – алый от пламени, золотой от искр.
Искусствоведы же считают, что заниматься «оловянным» делом нижегородские крестьяне начали незадолго до никоновских реформ, в 1640–1650-е годы. И что рецепт «золочения» кожи и дерева был другим: на покрытую оловянным порошком или фольгой поверхность предмета наносили слой олифы, которая имела золотисто-жёлтый оттенок из-за растворённых в ней пигментов. Так умельцы золотили, к примеру, церковную утварь.
Самым крупным заказчиком у «золотых дел мастеров» был Троице-Сергиев монастырь. Крестьяне из села Хохлома (от него и пошло название промысла), а также других 80 селений делали не только утварь для храмов обители и киоты для икон, но и столовую посуду. В знаменитую лавру часто наведывались гости, и встречать их нужно было с почётом. Сочетание красного, чёрного и золотого цветов в церковной утвари не было случайным. Красный символизировал красоту, золотой – духовность, чёрный – благодатную очистительную скорбь.
В советское время для хохломского промысла разработали специальную программу: от икон отказались сразу, стали изготавливать вазы, ковши, декоративные панно и мебель.
Современная Хохлома не ограничивается посудой и мебелью, ЗАО «Хохломская роспись» выпускает множество предметов, включая одежду. Предприятие вернулось и к иконописи, производит популярные в давние времена иконы с ковчегом – углублённым средним полем на лицевой поверхности доски.
Золотные швы Городца
Ещё один «сияющий» промысел, связанный с православными традициями, – городецкая золотная вышивка. В город на Волге искусное шитьё пришло в 1880 году из Гороховецкого уезда Владимирской губернии, хотя упоминания об этом ремесле встречаются с XI века.
Золотом расшивали в основном предметы для храмов – иконы, хоругви, платы, ризы. Название промысла, конечно, связано с драгоценным металлом, однако золото для изготовления нитей использовали только в глубокой древности. Позже его заменяли либо тонкой позолотой металлической основы, либо имитирующими материалами. Отсюда и определение «золотная» – не золотая, но очень похожая.
Для вышивки в разное время использовались два вида нитей: волочёные и прядёные, а для рельефных элементов использовали нити сложного сечения – канитель и струнцал (или трунцал). Промысел делился на два отдельных вида работы: дёрганье и строчка. Виды строчек были разнообразными: первой появилась строчка «в одну мушку», затем возникли сточки «кубами», «звёздами», «в две мушки», «гипюрная», «ажурная», «японская».
В XIX веке промысел процветал в находящемся недалеко от Городца Крестовоздвиженском монастыре Нижнего Новгорода. Вышивали здесь иерейские облачения, ризы на иконы и плащаницы. Обитель считалась крупной для своего времени (в насельницах было 30 монахинь и 150 послушниц), а в 1906 году при монастыре появилась живописная школа.
В самом Городце, используя приёмы золотного шитья, вышивали гладью. У местных жителей пользовались успехом расшитые кафтаны. Сборчатые куртки без рукавов на проймах сплошь зашивались золотыми узорами – цветами-розетками, листьями, гроздьями винограда. Орнаменты вышивали по вырезанному из бересты шаблону – «карте». После того как «карту» зашивали золотыми или серебряными нитями, узор становился чётким и рельефным.
В советские годы городецкие мастерицы вынуждены были заняться украшением накомодников (да-да, были и такие предметы быта), подзоров, скатертей, портьер, блузок с вышивкой «ришелье» и мужских рубашек.
Торжокские рукава кисейные да золотные
Золотным шитьём славится и Торжок. Долгое время считалось, что местный промысел существует с XIII века, к примеру, известен клад 1238 года с фрагментами одежды, расшитой серебряными и золотыми нитями. Но, судя по летописным источникам, технология промысла окончательно оформилась в XVIII – XIX веках, когда мастерицы Торжка, как и городецкие, стали шить «по карте».
Основные заказы были связаны с украшением храмов. В 1644 году князь Куракин попросил золотшвей сделать для Борисоглебского монастыря лицевое покрывало с изображением Ефремия – шёлковое, с вышитым по краям золотым тропарём. А в 1671 году по заказу боярыни Луговской изготовили в Торжке напрестольную пелену с иконой, расшитую золотом, серебром и шёлком.
Местные жители тоже любили украшать вышивкой свои туалеты. В XIX веке золотными узорами сияли шляпы, кисейные рукава, передники, пояса и обувь из сафьяна. Орнамент придумывали сами, обычно использовали растительно-цветочные темы, особенной популярностью пользовалась распустившаяся роза с бутонами и листьями.
Торжокская золотная вышивка была знаменита далеко за пределами губернии. Рассказывают, что сам Пушкин, проезжая через город, обязательно останавливался, чтобы купить обновки для своей красавицы-жены. Мастерицы из Торжка расшивали костюмы для коронации Александра II: одежду для царской семьи, мундиры для многочисленной свиты и платья для фрейлин царицы.
В эпоху коммунизма украшение церковных риз и царских кафтанов на Торжокской фабрике было заменено вышиванием элементов государственной символики и знаков отличия для Красной Армии. Но благодаря кинематографу у торжокских золотошвей появлялись и другие заказы, они готовили костюмы к «Анне Карениной» (режиссер Александр Зархи), «Сказу про то, как царь Пётр арапа женил» (режиссеры Александр Митта и Геннадий Сокольский), «Войне и миру» (режиссер Сергей Бондарчук).
В 2000-ые годы в золотное искусство вернулись православные мотивы. Сегодня предприятие «Торжокские золотошевеи» расшивает иконы и крестильные рубахи.
Как правильно «шапки писать»
Благотворность работы со стеклом утверждал ещё Михаил Ломоносов: «…пользы от Стекла приобрело велики, доказывают то Финифти, Мозаики…». Легкомысленное, на первый взгляд, название «финифть» произошло от греческого глагола «χυμεύω» («смешиваю»). Для создания нужного, красивого и приглушённого оттенка мешали эмаль с добавлением из солей металлов, а затем обжигали.
В знаменитом финифтью Ростове первая мастерская, где выпускали красочные эмалевые миниатюры, появилась при архиерейском доме. Исследователи предполагают, что искусному обращению с эмалью ростовчан научили иконописцы из Троице-Сергиевой лавры, которых позвал к себе митрополит Арсений Мацеевич. Он считал, что во многих иконах и церковной утвари Ростова сохранились элементы старообрядческих мотивов. Иконописцы же не только поправили иконы, но и посвятили местных жителей в «эмальерное дело».
Ростовский мастер Гавриил Елшин в 1760-х годах «писал шапки» – маленькие иконы-дробницы для украшения митр. Использовал он зелёные, жёлтые и пурпурные краски, уделяя большое внимание светотеневой моделировке ликов. Переходы от одного тона к другому были филигранными, из-за чего границы фигур размывались, однако контрастные цвета одежды не позволяли образам сливаться. От этой техники и происходит изысканная воздушность в ростовской «эмальерной» иконописи.
В середине XIX века финифть стала в Ростове по-настоящему народным промыслом, её изготовлением стали заниматься крестьяне. Они привнесли в ремесло своё видение мира, образов святых и красоты в целом: постепенно исчезли сложные композиции, в ликах появились простые черты, а одеяния праведников стали всё больше напоминать нарядный крестьянский костюм.
В этот период особенно популярными были «мелочи» – пластинки для образков величиной в один сантиметр, – счёт их шёл на тысячи. Изделия, на которых изображение превращалось в подобие знака, называли «простым письмом». Здесь мастера уже не прорабатывали объём, а смело рисовали кистью, выделяя контур, использовали яркие, контрастные цветовые сочетания.
А к концу века ручная роспись на обработанной эмали перестала пользоваться спросом: её постепенно вытеснили жестяные и печатные изображения.
С приходом советской власти ростовская финифть, как и многие промыслы, занялась агитацией: иконы и декоративные узоры сменились серпом и молотом, портретами Ильича, лозунгами и колосьями. Уже после 1950-х годов стали появляться цветочные мотивы, а ещё через десять лет – любовно-лирические.
В конце 1990-х на фабрику «Ростовская финифть» вернулись православные образки, которые создают в единственном экземпляре. Иконы из финифти обычно носят на груди не только для украшения, но и для защиты.
Северная чернь
В 1685 году устюжский владыка попросил игумена Спасского Сойгинского монастыря Варлаама заказать серебряную чашу с позолотой: «… какова построена у подьячего у Федора Пивоварова». Тогда великоустюжкое чернение по серебру считалось знаком качества, а местных умельцев вызывали в столицу «для обучения оного мастерства московских жителей от купечества».
Исследователи предполагают, что искусство чернения появилось в Великом Устюге благодаря священнослужителям, которые не хотели уступать столичным в украшении церковной утвари.
Великоустюжская чернь – это необычная гравюра на серебре. Специальным инструментом – цеером – мастер гравирует рисунок, затем наносит на узор сплав серебра с медью, свинцом и серой (он и называется «чернь»), смешанный с нашатырём, и обжигает изделие. Чернь прочно сплавляется с серебром, и получается черневой рисунок. Устюжская чернь очень прочна и богата на оттенки, они варьируются от пепельно-серого до угольно-чёрного.
Работы устюжских мастеров отличались от других чернёных изделий особым стилем: сюжет на гравюре обычно был очень тёмным, фон – золочёным с резными и чеканными деталями. В XIX веке золотой фон и чеканные украшения стали постепенно исчезать, а рисунок обрёл большую строгость и графичность. Самым популярным сюжетом гравюр этого периода был пейзаж с набережной Великого Устюга, церквями, колокольнями и купеческими особняками.
После революции чернёный промысел оберегал и развивал руководитель артели «Экспортная мастерская “Северная Чернь”» Михаил Чирков, он собирал рисунки старинных изделий и изучал их композицию. Сначала артель выпускала портсигары, подстаканники, ложки, браслеты, затем появились и государственные заказы. В 1935 году мастерская сделала сервиз «Синьцзянская серия» из 130 предметов для Западного Китая, а в 1937 году на Всемирной выставке в Париже за серебряный столовый сервиз «Пушкинская серия» артель получила диплом и Большую золотую медаль.
Сегодня великоустюгский завод «Северная чернь», образованный на базе артели, производит множество предметов: серебряную посуду, столовые приборы, предметы интерьера, ювелирные украшения из серебра и других металлов. И конечно, создают здесь иконы, подсвечники и другую церковную утварь. Частыми заказчиками предприятия являются Московская Патриархия и отдельные епархии.
Во Христе и крестцах
Мы живем в цифровую эпоху и привыкли к тому, что высокотехнологичные машины производят всё на свете, и делают это почти безупречно. Однако часто людям недостаточно идеальных пропорций, им нужна искренность, поэтому при подготовке к празднованию важных событий предпочтение отдаётся предметам, сделанным вручную.
У фабрики «Крестецкая строчка», восстановленной фактически из руин усилиями бизнесмена Антона Георгиева, нет предыстории, связанной с православными традициями, однако помимо скатертей, одежды и столового белья здесь шьют белоснежные крестильные рубахи. Минималистичное и изящное облачение для церковного таинства востребовано современными прихожанами, ведь крестильная одежда – особая, она служит оберегом в течение всей жизни, и часто передаётся по наследству.